– Клаус, Ваш родной язык немецкий, но вы поете по-английски. Было ли непонимание со стороны американской, британской публики?
– У меня есть акцент, да и писать тексты на английском было нелегко
для немецкой группы, но если вы посмотрите на продажи наших альбомов,
особенно в Америке, то согласитесь, что все в порядке. Английский был
для нас языком рок-н-ролла, и это открыло нам дорогу на международную
сцену. Если бы мы в семидесятых начали петь на немецком, вряд ли я
сейчас давал бы это интервью.
– Вы помните тот день, когда вы проснулись знаменитым?
– Когда мы первый раз играли в Японии в 1978 году....
кричащие фанаты были повсюду – в аэропорту, у отеля. Затем была Америка:
в конце семидесятых или начале восьмидесятых мы играли с AC/DC и вскоре
стали частью международной рок-семьи. Но Япония была ключевым этапом.
Мы поверили в свои силы, а дальше был 1984 год, Нью-Йорк,
«Медисон-сквер-гарден». Знаете, если вы там играете, значит, вы на
вершине мира.
– В 1981 году вы потеряли голос. Верили вы тогда, что
продолжите выступать со Scorpions, или казалось, что команда возьмет
нового вокалиста?
– Это было очень трудное время в моей жизни... Я пел очень высоким
голосом, не жалел его, концерты были практически каждый день, публика
постоянно заводила меня. Я работал с максимальной отдачей и просто
уничтожил свой голос. А потом я увидел, что такое настоящая дружба,
когда Рудо подошел ко мне и сказал: «Мы будем ждать, пока ты не вылечишь
связки». Хотя перед этим я им говорил: «Ребята, вам следует подыскать
себе нового вокалиста». Следующий альбом Blackout имел успех по всему
миру, а для меня это значило одно: я снова могу петь.
– Клаус, вы начали свою музыкальную карьеру в конце
шестидесятых и только через десять лет стали популярными. Что вы
посоветуете начинающим музыкантам?
– Сейчас все по-другому, так как есть Интернет. С одной стороны
музыкантам стало легче, с другой – труднее. Все слишком быстро сегодня.
Вы можете завтра прославиться на весь мир, но и быть забытым на
следующие выходные. Мой совет: прислушиваться к своему сердцу, верить в
себя и жить мечтой.
– Какие группы повлияли на ваше творчество?
– The Beatles, The Rolling Stones, The Who, Led Zeppelin. Если
выбирать между Beatlles и Rolling Stones, я выберу первых. Мне нравятся
вокальная манера Джона Леннона, Пола Маккартни и содержание песен,
конечно.
– Необычно слышать это от вокалиста рок-н-ролльной группы. The
Beatles все-таки имеют больше отношения к поп-музыке, а The Rolling
Stones – к рок-н-роллу…
– Да, вы правы. Рудо Шенкер больше любит Rolling Stones, и у нас
идеальное сочетание поп- и рок-музыки. Возможно, в этом и есть ключ
успеха Scorpions (смеется).
– Как вы думаете, музыка 1960–70-х годов может быть популярна в наше время?
– Классический рок возвращается, мы видим на наших концертах совсем
молодых ребят. Это было и на концерте в Москве. Они смотрят наши живые
выступления на youtube и решают пойти на концерт с друзьями, посмотреть
шоу. Это здорово, когда встречаешь новое поколение слушателей.
– Некоторые люди называют Scorpions балладной группой. Каждый
знает Wind of Change, You and I, но на этом, как правило, их познания
заканчиваются. Это не раздражает вас?
– Нет, меня бы раздражало, если бы они вообще никаких наших песен не
слышали. Scorpions такая же балладная группа, как любая другая
рок-команда. Люди иногда хотят музыку пожестче, а иногда предпочитают
песню, чтобы расслабиться. Когда мы писали новый альбом, то старались
создать типичный альбом Scorpions, и у нас получились действительно
сильные номера, такие, как Raised on Rock или Sly, Lorelei.
– Клаус, вы помните ваш первый концерт в СССР? Какие были впечатления?
– Это был фантастический момент в моей жизни. Незадолго до окончания
холодной войны, в 1988 году, мы выступили в Ленинграде. Потом вернулись в
этот город на стадион имени Ленина с Боном Джови, Мотли Крю, Оззи
Осборном в 1989 году. Ленинград вдохновил меня написать Wind of Change.
Мы никогда не подбирались так близко к истории и никогда не забудем эти
потрясающие концерты. Выдающиеся моменты в нашей карьере.
– Вы общались с кем-нибудь из советского правительства?
– В 1991 году нас пригласил в Кремль Михаил Горбачев, за неделю до
распада Советского Союза. Концерт состоялся 14 декабря. А в Ленинграде,
когда мы гуляли по городу, окруженные фэнами, раздавая автографы, вокруг
нас были люди из КГБ. На Ленинград обрушилась «скорпиономания», и КГБ
старался держать ситуацию под контролем.
– Вы можете объяснить, почему Scorpions так популярны в России?
– Не знаю точно, но, наверное, дело все-таки в музыке. И еще в том,
что мы давали концерты не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и по
всей огромной стране. Мы выступали в Сибири, во Владивостоке, Омске,
практически везде. И третье – мы уважаем наших поклонников. Думаю, это
тоже немаловажно.
– Где был ваш самый необычный концерт?
– В Кремле. Михаил Горбачев сказал, что Scorpions – единственная
группа в истории, которая выступила в офисе советского президента.
– Как получилось, что несколько лет спустя вы спели Wind of Change на русском?
– На это вдохновило меня то, что я увидел в СССР в конце
восьмидесятых. Песня стала хитом, и Шенкер подскочил ко мне в гримерке и
заявил: «Ты просто обязан перевести ее на русский!». Песня Wind of
Change стала в своем роде саундтреком к этой исторической эпохе.
– Вы знаете каких-нибудь российских артистов?
– Очень немного. Дмитрий Хворостовский и «Парк Горького», конечно. Я
общался в Москве со Стасом Наминым. Мы поговорили о старой Москве, как
сейчас все изменилось.
– Кем бы вы стали, если бы не были музыкантом?
– Не знаю. Не представляю себя больше никем.
– Клаус, распустить Scorpions было трудным решением или логическим завершением истории группы?
– Отчасти это было трудным решением. Но в течение последней недели
работы над Sting in the Tail у нас появилось ощущение, что этот альбом
будет особенным. В этом году нам с гитаристом Рудольфом Шенкерем
стукнуло 62, мы больше сорока лет несемся на этом сумасшедшем поезде
рок-н-ролла. Поэтому после записи альбома решили, что наступил идеальный
момент остановиться. Во время мирового турне, которое продлится два с
половиной года, мы попрощаемся с нашими фэнами. И мы хотим это сделать,
будучи в хорошей форме, так сказать на коне – играя отличные шоу, не
сбавляя темпа.
– Обложка вашего нового альбома (скорпион жалит сам себя) похожа на намек…
– Вы правы, но мы не хотим акцентировать на этом внимание. Мы вдруг
подумали, что вернемся после мирового тура в студию через два с
половиной года, выпустим новый альбом, нам будет по 64–65 лет. И Рудо
сказал: «Я не хочу ползать по сцене, как старик, знаешь, нам будет
стыдно». На данный момент мы в форме, играем 60–70 концертов в год по
всему миру. И сохраним этот ритм до конца мирового тура. Но мы
действительно устали, ведь это не блюзовая команда, которая играет, сидя
на стульях, мы хард-рок- группа. Это энергия, напор. Надо быть в
отличной форме, сейчас у нас это получается, а дальше – не знаю... Это
реальность, немножко жестокая реальность. Но нас до сих пор любят! Когда
мы приземлились в Москве, то увидели в аэропорту большое количество
наших фэнов с плакатами, цветами, это очень тронуло меня.
– Некоторые группы, например The Rolling Stones, продолжают играть уже в весьма преклонном возрасте. Что вы думаете об этом?
– Храни их Господь, пожалуй, мы можем играть так же долго, как и они,
но это палка о двух концах. Да, это предыдущее поколение, и они
изумительные, один Мик Джаггер чего стоит. Но думаю, дело в диапазоне
голоса. Мик поет песни на блюзовой основе, диапазон другой. А песни
Scorpions – от альбома Blackout до Sting in the Tail – охватывают
большой вокальный диапазон. И надо сохранять планку, петь на концертах
таким же сильным голосом, как на записи. Rolling Stones во многом
«приблюзованные». У нас же музыка из серии «Плохие мальчики отрываются».
– Что вы будете делать после распада Scorpions?
– Может, займусь сольной карьерой. Пока не думал, честно говоря, –
занимаемся альбомом, готовимся к ТВ-шоу в Германии, потом концерты в
Америке. Планируем еще раз вернуться в Россию, это точно будет последний
раз.
Комментариев нет:
Отправить комментарий